Золотые происки (журнал «Деньги», № 7(662) 25 февраля 2008)
Золотые происки (журнал «Деньги», № 7(662) 25 февраля 2008)
Евгений Жирнов
100 лет назад, в 1908 году, была образована английская компания "Лена Голдфилдс", которую четыре года спустя обвинили в преступлении, потрясшем весь мир,— убийстве сотен бастующих рабочих на Ленских золотых приисках. Однако реальная картина резко отличалась от того, что писали в газетах, а затем в учебниках истории. Британские инвесторы создали фирму для финансирования самого крупного русского золотодобывающего предприятия в Сибири и получили три четверти акций Ленской золотопромышленной компании. Но как только предприятие стало приносить солидные прибыли, отечественные бизнесмены и чиновники решили избавиться от зарубежных собственников, не гнушаясь при этом никакими средствами.
Клондайк по-русски
Когда советские зрители смотрели вестерны о временах американской "золотой лихорадки", практически никто из них даже не подозревал, что в середине XIX века Российскую империю поразила та же самая болезнь. Тысячи искателей быстрого обогащения двинулись в Сибирь, в район Лены и ее притоков, где были обнаружены богатейшие залежи золотого песка и самородков.
"Добыча золота в Витимско-Олекминском районе,— говорилось в обзоре Ленских приисков,— началась с 1844 года. В этом году добыча определилась всего в
В районах приисков существовало несколько легендарных поселений, где царили нравы, напоминающие заокеанский Дикий Запад. Однако современники отмечали, что по размаху загулов американцам до русских было очень далеко. Купание в дорогом шампанском, портянки из драгоценных тканей считались делом вполне обыденным, повседневным. Рассказывали, что в места, отделенные от благ цивилизации двумя тысячами верст бездорожья, как бабочки на огонь, слетались дамы авантюрного склада не только из центральной России, но и из Европы и Китая. На их фоне местные якутки считались желанной добычей только для тех, кого почему-то обходил стороной фарт.
Но "золотая лихорадка" на берегах Лены значительно отличалась от того, что происходило по другую сторону Тихого океана. Прежде всего из-за погоды. Средняя годовая температура в районе приисков колебалась в районе 4-6° мороза. Плюсовые температуры наблюдались два-три месяца в году, а в остальное время -15° считались едва ли не оттепелью. Доставка продуктов и всего необходимого для приисков до постройки железных дорог представляла собой головоломную проблему. Ко всему прочему добывать золото на Лене становилось все труднее и труднее.
"К моменту постройки Сибирского Великого пути,— говорилось в том же обзоре,— слава Ленских приисков пошатнулась. Отсутствие правильно поставленных разведок сказалось с момента истощения приисков, особенно богатых содержанием золота".
Теперь золотоносный песок добывали главным образом в шахтах. Однако проблема заключалась в том, что вечную мерзлоту для пробивки штреков требовалось разогревать, отчего в изобилии образовывалась вода. А ее нужно было безостановочно откачивать. Вольным старателям такая работа оказывалась не по силам и не по средствам. Так что они либо отправлялись на поиски новых золотых россыпей, либо становились рабочими на приисках, принадлежавших купцам. Причем немалое число выбирало второй путь, поскольку платили на приисках по сравнению с заводами в центре России значительно больше. Да и шанс разом разбогатеть отнюдь не равнялся нулю. В золотоносном песке в шахтах нет-нет да и встречались самородки. Так что, даже сдавая находки управляющему, а тем более продавая их тайным скупщикам, за год можно было скопить баснословную для русского крестьянина сумму — тысячу, а то и две. Имея такие деньги, он в родных местах разом оказывался в числе первых богатеев. И потому число тех, кто соглашался работать в мокрых шахтах, а потом идти в барак по лютому морозу в сырой робе, нисколько не уменьшалось.
Нравы в приисковых поселках если и изменились, то лишь с учетом общего снижения благосостояния их обитателей. Открывать заведения увеселительного плана не позволяли церковь и скупость владельцев приисков. А приехать за тридевять земель решалась далеко не каждая крестьянка. В итоге место дам авантюрного склада заняли жены приисковых рабочих. В бараках рядом с семьей селили несколько одиноких работников, и мать семейства становилась "мамкой" для всех подселенных к ней "сынков". Причем за полное и качественное удовлетворение всех своих нужд каждый "сынок" платил "мамке" ежемесячно три рубля и отдавал продукты для общего стола. В итоге иные "мамки" зарабатывали больше своих не слишком фартовых мужей, так что последние редко возражали против существования таких приисковых "семей". Интеллигентных моралистов, правда, страшно возмущало то, что по вечерам и в праздники на почве совместного распития спирта "мамки" и "сынки" предавались любви прямо на глазах у детей, а установить отцовство рождавшихся детей просто не представлялось возможным.
Однако даже высокопоставленные ревизоры из столиц не решались что-либо менять на приисках. Ведь было хорошо известно, что даже попытка пресечь нелегальную торговлю спиртом неизменно приводила к бунтам рабочих. В середине 1860-х годов на Лене была предпринята попытка навести на приисках элементарный порядок.
Проблема заключалась в том, что спиртоносы, доставлявшие золотоискателям горячительные напитки, исчерпали терпение владельцев предприятий. Они не просто тайком несли бутыли через тайгу и обменивали спирт за золото, спиртоносы сколотили отряды для борьбы с ловившими их стражниками, причем их наемники были лучше подготовлены и вооружены, а потому быстро одерживали верх над приисковыми охранниками. Мало того, банды спиртоносов, по сути, взяли золотые прииски в кольцо и блокировали все подъезды к ним. И справиться с ними не могли даже казачьи части. Правда, главным образом потому, что казаки просто не желали рисковать жизнью, гоняясь по чащобам за бандитами.
Но и купцы не собирались сдаваться. Они начали нанимать в охрану черкесов, чеченцев, ингушей и других горцев, сосланных в Сибирь за уголовные преступления. А местные власти дали понять, что закроют глаза на любые действия "диких охранников", лишь бы они рассеяли банды спиртоносов. Отрезанными головами нарушителей спокойствия заборы на приисках, естественно, не украшали. Но очень скоро черкесы, как их именовали в официальной переписке, очистили золотоносные районы от бандитов. А чтобы рабочие не страдали из-за отсутствия согревающего тело и душу средства, была установлена ежедневная выдача спирта от 100 до
Вот только довольствоваться столь малым количеством рабочий люд не привык, и спрос вновь родил предложение, и к приисковым поселкам, как и прежде, по тайным тропам пошли спиртоносы-одиночки. Управляющие же не придумали ничего лучшего, как арестовывать каждого покупателя нелегального спирта. Но народ, как оказалось, не собирался терпеть подобного издевательства над собой. На защиту арестованного товарища поднимались все. Причем рабочие не только освобождали его из "казачьей", но и, как говорилось в одном из отчетов, "вершили насилие над черкесами". В итоге владельцы и управляющие золотодобывающих шахт поняли, что поддерживать порядок нужно осторожно, не перегибая палку.
И все же в этот период отношения менеджеров с рабочими оставались хотя и важной, но не главной проблемой ленской золотодобычи. Вопросом номер один была почвенная вода. Она заливала шахты, и затраты на ее откачку превышали все разумные пределы. Складывалась парадоксальная ситуация — добыча драгоценного металла не приносила ничего, кроме убытков.
Захват, еще захват
Владельцы золотоносных месторождений прикладывали массу усилий для того, чтобы обзавестись хотя бы минимумом оборотных средств. Однако желающих дать кредит заведомо убыточным предприятиям не находилось. Купцы принялись искать покупателей на прииски. Однако на Руси испокон веку не было принято покупать то, что можно взять почти даром. В числе первых под атаку промышленных рейдеров XIX века попало крупнейшее "Ленское золотопромышленное товарищество почетных граждан Павла Баснина и Петра Катышевцева", созданное в 1864 году. В условиях хронического дефицита наличности ни Баснин, ни Катышевцев финансировать совместное предприятие не могли, чем в 1873 году и воспользовались иркутские представители одного из крупнейших финансовых семейств России — баронов Гинцбургов. Они выяснили, что у Баснина масса долгов, скупили часть из них и начали настойчиво требовать немедленных выплат с огромными штрафами за просрочку. Золотопромышленник пытался выкрутиться, отдавал часть своих паев в приисках другим кредиторам и призывал на помощь местные власти.
"Ваша иркутская контора,— телеграфировал барону Г. Е. Гинцбургу иркутский губернатор К. Н. Шалашников,— опираясь на акт товарищества, ведет дело к погибели компаньона Баснина, взыскивая громадные штрафы. По ходу дела получение ваших перевзносов со справедливыми процентами несомненно. Будучи уверен, что вы никогда не основывали и не желаете основывать свое благосостояние на погибели других, зная, что Баснин давно ведет с вашим домом кредитные дела и всегда себя оправдывал, я предполагаю, что строгость действий вашей конторы не совсем согласна с вашими идеями и чувствами… Вы сделаете доброе дело, избавив от разорения старинную фирму, дела которой связаны со многими другими".
Но вместо ответа Гинцбург дал указание главе иркутской конторы А. Е. Фейгину "настаивать неотступно".
В итоге "Ленское золотопромышленное товарищество" перешло в собственность Гинцбургов и их компаньонов. Но воды в шахтах от этого меньше не стало. Затраты на прокладку водоотводных канав и откачку воды постоянно росли, и удачные годы, когда товарищество получало доход от добычи золота, случались значительно реже, чем убыточные или такие, когда удавалось закончить год по нулям. Гинцбурги, однако, не только не спешили расстаться со своим золотым активом, но и продолжали захватывать предприятия разоряющихся золотопромышленников. "Лензолото", как называли фирму, становилось все более крупным и солидным предприятием, которое, однако, при этом испытывало постоянный и тоже очень солидный дефицит оборотных средств.
Только связи Гинцбургов в деловой и политической элите страны помогали компании держаться на плаву. Они своевременно узнали о готовящемся введении свободного обмена кредитных билетов на золото и смогли уговорить председателя Совета министров С. Ю. Витте поддержать главного отечественного производителя драгоценного металла. Правда, злые языки утверждали, что Витте и некоторым министрам попросту дали взятки, а некоторым из них уступили часть акций "Лензолота". Однако из-за длительной процедуры утверждений и согласований кредитов деньги Госбанка попадали на прииски с большими задержками, что не раз приводило рабочих на грань бунта.
"За весь этот месяц,— писал в ноябре 1901 года правлению "Лензолота" его управляющий на приисках А. К. Кокшаров,— денежное положение наше нисколько не улучшилось, а, напротив, дошло до кульминационной точки: больше уже идти некуда. Если так будет продолжаться дальше, то остается только все бросить и бежать. Вы, кажется, раз до трех или больше назначали сроки высылки денег, но мы получали только гроши, коими едва хватало уплатить рабочим, ни за что не соглашавшимся остаться. В силу невозможности оплатить расчеты рабочим их приходилось снова нанимать,— когда рабочие и так были лишние. Теперь мы держим команду на 400-500 больше против размеров наших работ, добываем убогие пески, так как все же выгоднее добывать хоть что-нибудь. Шахты переполнены, погода худая, а ничего не можешь сделать, не можешь выгнать никуда не годный элемент, при этом приговаривая: "Сиди, батюшка, получай деньги, ничего не делай, только не требуй расчета". Каждый день поступают жалобы на остановку почты, даже не отправлены телеграфные переводы; положение с каждым днем обостряется, у нескольких человек пропали заложенные дома за невысылкой почты. Если еще несколько дней не будет перевода, то нужно ожидать крупных беспорядков, ибо посланные рабочими к рождеству деньги не придут, рабочие это узнают, и пойдет все вверх дном, о чем я считаю долгом вас предупредить… Взвесьте все мною сказанное, и если не хватает денег, то лучше сократить размер работ; хотя не будет прибыли, но не будет также и убытка, как при переплатах за все. Мое положение ужасное; знай я, что вы будете меня ставить в такое положение, я ни за что бы не согласился остаться. Будьте добры, сообщите — можно ли рассчитывать на дальнейшие переводы в срок, без этого просто невозможно работать".
По официальной версии, отправленный на прииски представитель Госбанка сообщил Витте, что таким образом работы вести нельзя. Либо нужно дать "Лензолоту" неограниченный кредит, либо закрыть кредитование полностью и дать предприятию обанкротиться. Движимый патриотическими чувствами глава правительства решил поддержать передовиков золотодобычи. Однако куда ближе к истине выглядит рассказ о том, что в число крупных акционеров компании к тому моменту на льготных условиях вошла вдовствующая императрица Мария Федоровна, обладавшая не только деловой хваткой, но и огромным влиянием на сына Николая II, а также на премьер-министра Витте. Так что решение о предоставлении "Лензолоту" неограниченного кредита было принято в кратчайшие сроки. Правда, представитель Госбанка с тех пор ведал всеми финансовыми делами компании, но благодаря огромным госвложениям бизнес быстро пошел на лад.
"Лензолото" продолжало скупать и обустраивать все новые золотоносные участки, добыча росла, и дело, казалось бы, вот-вот должно было стать во всех смыслах золотым. Однако задолженность росла столь же быстрыми темпами и очень скоро достигла астрономических для того времени 7 млн рублей, а необходимость платить проценты по кредиту снова сводила всю прибыль к нулю.
Именно тогда правление "Лензолота", позабыв о патриотической риторике, решило найти иностранного инвестора, который помог бы предприятию выйти из-под опеки Госбанка. После долгих переговоров проектом удалось заинтересовать группу британских финансистов, которые согласились образовать компанию по финансированию "Лензолота". Условия, естественно, оказались не столь благоприятными, как рассчитывало правление "Лензолота". Англичане получили три четверти всех акций русского предприятия, отдав в обмен незначительное количество акций компании "Лена Голдфилдс".
"Английские финансисты,— говорилось в советской истории "Лензолота",— смотрели на Ленские прииски не столько как на доходное предприятие, сколько как на средство для спекуляции на денежном рынке. Ленские акции начали котироваться на Петербургской бирже в 1905 году, когда "Ленское товарищество" было уже прибыльным предприятием, но не давало дивиденда. Акции, стоившие по 750 рублей, на бирже расценивались в 225 рублей. До 1908 года акции то повышались в цене, то падали; ни разу, однако, они не поднялись выше номинала, т. е. 750 рублей. С момента перехода в руки англичан ленские акции "сделали ослепительную карьеру". В 1909 году они поднялись до 1850 рублей. В 1910 году дошли до колоссальной цифры в 6075 рублей. В этом году "Ленское товарищество" выдавало акционерам 56 процентов дивиденда. Дивиденд, сам по себе колоссальный, был ничтожен по сравнению с теми капиталами, которые русские и английские "ленцы" нажили спекуляцией на бирже. Сказочный, небывалый подъем ленских акций был достигнут при помощи целой системы биржевых махинаций: при участии подкупной бульварной и "солидной" печати, биржевых маклеров, сомнительных банков и т. д. 30 декабря 1910 года акция упала до 3100 рублей, затем опять была поднята до 5500 рублей. Такие скачки происходили непрерывно. Биржевой делец, владелец "банкирской конторы" Захарий Жданов, игравший на повышение, нажил на спекуляции ленскими акциями до 5 миллионов. Зато петербургскому банкиру А. Н. Трапезникову, игравшему на понижение тех же ленских акций, биржевая спекуляция стоила жизни. Разорившись на игре с ленскими акциями, Трапезников покончил с собой".
Уже к 1911 году нужда в финансовой поддержке англичан практически исчезла, и отечественные предприниматели стали решать проблему их вывода из дела. Лучшим способом, как водится, была признана допэмиссия акций, которую собирались скупить русские финансисты. Однако только один этот ход еще не давал возможности получить контроль над "Лензолотом". Поэтому компаньоны, за которыми стояли два крупнейших отечественных частных банка — Международный и Русско-Азиатский, а также ряд крупных чиновников в марте 1912 года решили любыми способами уронить курс акций компании на бирже.
"С помощью биржевых спекулянтов,— утверждалось в том же источнике,— начали добиваться понижения акций. Но это не удавалось. На бирже известно было, что 14 апреля 1912 года должны быть выпущены новые акции. Игру правления товарищества все понимали, и никто акций не продавал. Тогда на бирже стали распространять всевозможные слухи об упадке дел "Ленского товарищества", о пожаре на приисках, об истощении золотых запасов и т. д. Но на бирже паники все не было, скупить акции не удавалось. Наконец, на биржу стали проникать известия о вспыхнувшей на приисках забастовке. Слухам не поверили, как и всем прежним слухам".
Стрельба на поглощение
А забастовка на приисках тем временем действительно началась. В том, что она возникла, не было ничего странного. Недовольство рабочих накапливалось годами, и только самые верные апологеты фирмы считали это недовольство надуманным и необоснованным. С тех пор как "Лензолото" скупило все окрестные прииски, у пролетариев не стало возможности менять место работы в тех случаях, если они вдруг считали оплату за свой труд недостаточной. Кроме того, нанимать и увольнять работников начали в сентябре, когда уехать с прииска уже никто не мог. Оставить прииск раньше не позволяли условия договора: большая часть заработанного выплачивалась только при расчете. Так что рабочие были вынуждены оставаться на приисках на новый срок и на еще худших условиях. Но и этим дело не ограничивалось. Компания разорила всех частных торговцев, используя самый простой метод. Торговые лавки обносились плетнем, у которого выставлялись стражники, записывавшие всякого, кто посмел ослушаться и купить еду не в лензолотовском магазине. Наказание для отступников было одним — немедленное увольнение, что фактически означало голодную смерть.
А после уничтожения всей альтернативной торговли "Лензолото" начало платить рабочим небольшую часть зарплаты, выдававшейся в течение года, талонами на продукты в своих лавках. Жаловаться было бесполезно, поскольку вся местная власть, включая судей, официально находилась на полном содержании компании. Понятно, что монополист не утруждал себя снабжением пролетариев качественными продуктами. Чернорабочим стали регулярно выдавать осклизлую капусту и подтухшее мясо.
Но самым главным было то, что управляющие взялись бороться с рабочими, которые самостоятельно добывали самородки и золотой песок. Задача рабочего в шахте, как считали в правлении, грести песок, а не гоняться за фартом. Поэтому рабочим на двенадцатичасовую смену выдавали две маленькие свечки, при свете которых разглядеть блеск золота было крайне затруднительно.
Последнее обстоятельство вызвало самое большое недовольство. В надежде быстро разбогатеть пролетарии были готовы терпеть любые лишения, а лишившись мечты, стали проявлять недовольство своей жизнью. Семейные рабочие стали требовать отселения "сынков" в другие бараки и отмены посылки своих жен и дочерей в помещения для служащих, где их принуждали к бесплатному сексу.
И все же, несмотря на это, до поры до времени недовольство не превращалось в массовую забастовку. До тех пор пока одна из "мамок" не начала бегать по поселку, вопя во все горло, что при очередной выдаче мяса она получила конский половой орган. Чем на самом деле было то, что она показывала всем желающим, сказать трудно, но приглашенные в качестве экспертов рабочие-татары подтвердили слова "мамки". Такого издевательства над собой рабочая масса не перенесла. И в тот же день начался отказ от выхода на работу. А это полностью соответствовало планам рейдеров. Поэтому можно предположить, что выдача неудобопроизносимой части конского тела была устроена специально.
Ко всему прочему иркутский генерал-губернатор оказался в это неурочное время вдали от места действия, неожиданно уехав в отпуск. Гражданскому губернатору войска и жандармерия не подчинялись, а командиром жандармов оказался ротмистр Трещенков, известный по всей России своей страстью к насилию.
"Получивший в последние дни столь печальную известность жандармский ротмистр Трещенков,— писала газета "Русское слово",— как известно, служил в Нижнем Новгороде начальником охранного отделения и, уйдя отсюда, исчез с горизонта. Но здесь с контрольной палатой у ротмистра Трещенкова вышли недоразумения из-за расходования денег, отпускаемых на служебные поездки. Во время службы Трещенкова в Нижнем Новгороде, когда вооруженное восстание в Сормове в 1905 году было усмирено, он предпринимал ряд карательных ночных экспедиций в Сормово, производил обыски и аресты; при нем местная артиллерия бомбардировала в
Ротмистр прославился и во время службы в Житомире, когда якобы нашел в приемной настоятеля Почаевской лавры заложенные революционерами бомбы. Такой склонный к обману и насилию господин был необходимым участником рейдерской операции, которая тем временем продолжалась. "Лензолото" отказывалось идти на любые уступки рабочим, Трещенков требовал немедленно арестовать зачинщиков и расстрелять виновников, а местные власти пытались решить дело миром. И тут из Петербурга пришла телеграмма министра внутренних дел, разрешающая в случае нужды применить силу. Гражданский губернатор попытался скрыть ее от ротмистра, но тому, как оказалось, была отправлена копия депеши. Результат нетрудно было предугадать. Шествие рабочих к прокурору было расстреляно, а о сотнях трупов сообщили газеты всего мира. Теперь в проблемы "Лензолота" поверили все, и акции компании на бирже обрушились.
Рейдеры смогли скупить не только большую часть допэмиссии, но и подешевевшие акции "Лена Голдфилдс", что позволило им в считанные годы, с 1912-го до 1916-го, свести долю англичан в "Лензолоте" с 66 до 9%. А могло ли быть иначе, когда против иностранного инвестора играли знатоки отечественных политических и деловых реалий?
Новая книга
8(926)919-67-47
Подписка на рассылку
Ближайшие клубы
События и новости
Заповеди руководителя