Дело государственной праздности (журнал «Деньги», № 16(671) 28 апреля 2008)

Кирилл Новиков

В Советском Союзе Первомай был днем демонстрации единения граждан с руководящей партией. Но долгое время трудящиеся во всем мире использовали этот день для того, чтобы погромче заявить о своей вековечной мечте: поменьше работать и побольше получать. Предполагалось, что их классовые враги стремятся к тому, чтобы трудящиеся работали круглосуточно, да еще и бесплатно. Однако иногда работодатели все же предоставляли работникам больше свободного времени, а подчас даже брались за организацию их досуга. Результаты обычно удовлетворяли и угнетателей, и угнетенных.

"Работают столько, сколько хотят"

Обычно считается, что на заре промышленной революции, которая, как известно, началась в Англии в XVIII веке, работодатели совершенно не заботились о свободном времени своих сотрудников, потому что этого свободного времени у них вовсе не было. На самом же деле забота работодателей о досуге рабочих отсутствовала потому, что рабочие вкалывали сколько хотели и когда хотели, так что вопрос об отдыхе и личном времени просто не стоял.

В начале промышленной революции понятия о трудовой дисциплине не было даже на родине этой самой революции, в Англии. Фиксированного рабочего времени не существовало, как не было и фабрик, где кто-то мог бы следить за соблюдением трудового распорядка. Продукцию производили двумя способами. В первом случае купец раздавал сырье рабочим-надомникам, а потом собирал конечный продукт и расплачивался за работу. Во втором случае работники арендовали у заказчика станок в его мастерской и работали там ровно столько, сколько считали нужным. В обоих случаях продолжительность рабочего дня зависела от желания и возможностей самого работника. Один рабочий, живший в XVIII веке, рассказал расспрашивавшим его джентльменам, что на работу он приходит около шести утра и остается в мастерской до десяти вечера. "Вообще я там целыми днями остаюсь, потому что денег у меня на пивную нету",— говорил рабочий. Так что, если бы работяга не любил пиво, мог бы уходить домой и пораньше. Когда же заезжие господа спросили, кто следит за порядком в мастерской, другой рабочий ответил: "Да никто тут за нами не смотрит". Голодная смерть большинству тогдашних рабочих не грозила, поскольку почти у каждого имелся огород, многие держали дома скотину, поэтому работали в основном ради хорошей одежды, пива и прочих жизненных благ. В течение рабочего дня люди, трудившиеся в одной мастерской, свободно общались между собой, устраивали перекуры, когда хотели, выпивали и вообще делали все, что им нравилось. Такая вольница порождала рваный рабочий ритм. Труженик, который ленился всю неделю, в пятницу превращался в ударника раннекапиталистического труда, а в начале следующей недели вновь расслаблялся. Конечно, если в городе случалось что-нибудь интересное, например, вешали преступника или приезжал бродячий цирк, работа останавливалась — мастеровые отправлялись глазеть на редкое зрелище.

Работодатели не были рады таким порядкам, но и поделать ничего не могли, потому что такие трудовые отношения царили повсюду, а предприниматель, решивший закрутить гайки, остался бы без рабочих. Один владелец шахты, например, сокрушался: "Угольщики… приходят на работу в любой час дня или ночи, когда сочтут необходимым, и работают столько, сколько хотят… Было бы отлично, если бы люди ходили на работу более регулярно, но даже под страхом виселицы они бы не стали приходить на работу в надлежащий срок".

Ситуация начала меняться в конце XVIII века. Во-первых, в Англии тогда стали все активнее использоваться паровые машины, а сложное оборудование требовало твердой трудовой дисциплины. Во-вторых, война с Наполеоном привела к серьезным экономическим трудностям, и многие англичане так обеднели, что были готовы работать на любых условиях. В стране выросла безработица, а реальная заработная плата к 1815 году упала вдвое по сравнению с тем, что было в последние годы XVIII века. Рабочий Александр Сомервиль вспоминал о годах своего детства, пришедшихся на начало XIX века: "Трудные времена были для бедных, плохо всем было. Картофель не уродился. Наш обед состоял из трех картофелин и одной-двух подсоленных селедок, а делили все на пятерых или шестерых — на всех, кто дома был". В таких условиях предприниматели, которые тоже страдали от экономических трудностей, стали искать пути повышения производительности труда и нашли их в ужесточении трудовой дисциплины. Тогда-то работодатели впервые всерьез задумались о том, как и когда отдыхают их работники. И первое, что пришло им в голову, была мысль о том, что лучше бы рабочие вообще не отдыхали.

"Высокое жалованье способствует пьянству"

Началось все с наведения порядка на рабочем месте. На фабриках появились менеджеры, выполнявшие роль надсмотрщиков. Они вводили жесткие правила и штрафовали за любое их нарушение. На одной из фабрик, где работало много женщин, вели особый дневник наказаний. Сами провинности, за которые штрафовали работниц, говорят о том, что наемную рабочую силу всеми способами пытались отучить от старых привычек, усвоенных за долгие годы производственной вольницы. Женщин наказывали за "леность и глядение в окно", "кричание через окно солдатам", "буйное поведение в цеху", "катание на спине друг друга", "танцы в цеху" и т. п. Одна работница была наказана за то, что "напугала С. Пирсон своим уродливым лицом". Самым строгим образом пресекались опоздания и прогулы. За опоздание на час рабочего могли оштрафовать на сумму, равнявшуюся плате за восемь часов труда. Таким образом, предприниматели впервые строго отделили рабочее время от нерабочего, причем в рабочее время полагалось только работать. Свободного времени у работников почти не оставалось, а того, что оставалось, хватало в основном на сон. Но были еще выходные и праздники. Совсем их отменить не представлялось возможным, и все же предприниматели стремились как-то контролировать свободное время своих работников.

Дело было в том, что фабрики и фабриканты нередко страдали от последствий отдыха рабочих. Одной из старейших английских традиций были подвижные игры, вроде игры с мячом, которая много позднее трансформировалась в футбол. Играли пролетарии без всяких правил, поэтому травмы были обычным делом. Современник описывал последствия одной из подобных забав следующим образом: "Когда игра окончена, вы можете видеть, как игроки разбредаются по домам, словно после жестокой баталии — с разбитыми головами, с переломанными костями, с вывихнутыми конечностями и с такими ранами, что могли бы стоить им жизни". Предпринимателям не нравилось, что рабочие калечат друг друга, а потому подобные спортивные мероприятия обычно строго воспрещались. Фабриканты имели все возможности для того, чтобы провести подобный запрет на уровне местного городского законодательства, к тому же ослушников всегда можно было уволить.

Другим бичом Англии и ее рабочего класса был алкоголь. Если в прежние времена рабочий мог спокойно попивать за станком джин или грог, то теперь на фабриках повсеместно вводился сухой закон. Но как раз из-за того, что жизнь на фабриках регламентировалась до мелочей, то есть становилась для многих совершенно невыносимой, пролетарии начинали по выходным топить свою тоску в алкоголе. Итог был все тот же: кабацкие драки, которые вели к смертям и увечьям, тяжелые алкогольные отравления и, наконец, похмелье, которое могло серьезно сказаться на производительности труда. С этим явлением оказалось куда труднее бороться, чем с изуверскими спортивными играми. Пьяных и драчунов отлавливали полицейские, а неисправимых алкоголиков увольняли. Наконец, нередко фабриканты покупали пабы, находившиеся вблизи от производства, и закрывали их. Но рабочие все равно находили время и место, чтобы напиться. Не помогали и всевозможные моральные внушения вроде церковных проповедей или карикатур, призывавших на борьбу с зеленым змием. Своими сюжетами эти рисунки напоминали аналогичные плакаты советской поры: огромная бутылка пытается ворваться в дом, дети просят отца не пить и т. п. Эффект от такой агитации был, естественно, нулевым. В результате к середине XIX века многие английские предприниматели стали приходить к выводу о вреде отдыха для рабочих, поскольку свое свободное время трудящиеся тратили на причинение ущерба собственному здоровью.

Вскоре были изобретены средства, которые, по мнению предпринимателей, должны были помешать рабочим полноценно отдыхать, то есть напиваться и увечить друг друга. Во-первых, по мнению некоторых тогдашних общественных деятелей, рабочим надо было как можно меньше платить, чтобы у них не оставалось средств на кутежи. Так, например, в 1832 году доктор Чарльз Такрах, который был весьма обеспокоен плачевным состоянием здоровья рабочего класса, предположил, что чем выше жалованье и чем больше свободного времени, тем хуже самим труженикам: "Производители записных книжек имеют высокие заработки, и их не принуждают приходить на работу вовремя. И оттого они часто ведут себя беспутно… Высокое жалованье способствует пьянству и пороку… Более того, часто, если не всегда, высокое жалованье вызывает в человеке невоздержанность". Чтобы защитить мораль и здоровье рабочих от неминуемого падения, предприниматели старались платить им поменьше и нагружать сверхурочными заданиями. При этом было изобретено немало способов, с помощью которых можно было заставить рабочего забыть про воскресенье и при этом не заплатить ему за пропущенный выходной. Одним из таких способов стал truck — система оплаты натурой. О том, как она работала, рассказывал современник, приславший в 1844 году письмо в журнал Potters Examiner: "Мастера иногда говорят рабочим, что фабрика получила очень большие заказы и что работать нужно изо всех сил. Люди в надежде подзаработать трудятся больше, чем рабы, а когда настает день расплаты, мастер говорит, что не заплатит все деньгами, но что скоро прибудет торговец тканями, которыми с ними расплатятся. Я знаю случаи, когда люди получали деньгами только половину жалованья, а вторая половина приходилась на ткани… И я могу вам сказать, что в двух случаях из трех торговца тканями ждали месяцами, а он все не приезжал".

Игры разума

Производительность труда английских рабочих, почти полностью лишенных свободного времени, значительно возросла, и потогонную систему британских предпринимателей начали перенимать в Европе и Америке. Однако мысль о том, что пролетариат, лишенный возможности отдыхать так, как ему нравится, станет более послушным и менее воинственным, оказалась глубоко порочной. Рабочие все равно дрались и пьянствовали, а временами выпускали пар на баррикадах. К середине XIX века респектабельная публика, проживавшая в городах, обнаружила себя в окружении грязных и опасных рабочих кварталов, где процветали все мыслимые пороки и откуда исходила вполне реальная угроза имуществу и безопасности обеспеченных граждан. С рабочими нужно было что-то делать, и вскоре появились люди, которые считали своим долгом приучить пролетариат к культурному отдыху.

Началось все, как это часто бывает, с самоотверженных энтузиастов. В 1830 году в Англии нашелся человек, который заговорил о том, что рабочим иногда тоже надо отдыхать. Его звали Ричард Оастер, а работал он управляющим крупного поместья, принадлежавшего богатому английскому лендлорду. Оастер не был ни социалистом, ни радикалом, ни даже религиозным фанатиком. Он был убежденным тори и свято верил в то, что обществом должны управлять богатые и знатные, в то время как все прочие должны им подчиняться. Но как раз этот его консерватизм и подтолкнул его на путь социального реформаторства. Он полагал, что новый фабричный строй разрушает мораль рабочих и подрывает общественные устои, на которых покоилась власть любимой им аристократии. Оастер начал общественную кампанию в пользу ограничения рабочего времени десятью часами. Самому Оастеру его общественное служение не принесло ничего хорошего. Когда первые попытки провести закон о "коротких часах" через парламент провалились, Оастер начал напрямую обращаться к рабочим с призывами к забастовкам и порче фабричного оборудования. Узнав об этом, лендлорд, у которого тот продолжал служить, немедленно его уволил и потребовал вернуть все предоставленные ему кредиты. Платить было нечем, и Оастер на несколько лет попал в долговую тюрьму, откуда вышел надломленным человеком. Но начатое им движение все-таки победило. В 1867 году — через шесть лет после смерти Оастера — парламент принял закон, ограничивавший время работы на фабриках десятью часами.

Между тем общественное мнение в середине XIX века уже перестало смотреть на отдых как на время, пропавшее впустую. Дело было в том, что к тому времени британские джентльмены уверовали в магическую силу спорта. Командные игры, в особенности регби, стали главным элементом воспитания в элитных частных школах, которые с тех времен прозвали фабриками джентльменов. Как оказалось, джентльмены были готовы перенести свой студенческий опыт на самые настоящие фабрики.

Новую общественную кампанию начал сэр Джон Лаббок — депутат парламента, банкир и страстный любитель крикета. В 1834 году, когда британская общественность еще была убеждена в том, что отдых только портит бедняков, в стране были отменены многочисленные религиозные праздники, после чего осталось только четыре нерабочих дня: 1 мая, 1 ноября, Страстная пятница и Рождество. Эти правила относились не только к фабрикам, но и к банкам, поскольку, как тогда считалось, в дни, когда банки закрыты, невозможна никакая коммерческая деятельность. Люди, с которыми Лаббок играл в крикет, по большей части были банковскими служащими, и отсутствие праздников мешало им играть. Поскольку добиться отдельных праздников для банковских служащих считалось невозможным, банкир решил пролоббировать несколько праздничных дней для всей страны. Благодаря его стараниям в 1871 году к уже имевшимся праздникам добавились еще четыре: Пасха, День Святого Духа, первый понедельник августа и День подарков, назначенный на следующий день после Рождества.

Теперь, когда у страны прибавилось праздников, оказалось, что интересы рабочих и служащих простираются значительно дальше выпивки и мордобоя. К тому времени в стране была уже прекрасно развитая транспортная сеть с первоклассными железными дорогами и речными пароходами. Народ, который за несколько десятилетий до того мечтал о лишней картофелине, вдруг обуяла страсть к путешествиям. Уже в 1871 году в первый понедельник августа лондонцы столпились у речных станций, желая покататься на пароходах. Пароходы эти оказались так перегружены людьми, что едва ползли по Темзе. Поезда тоже были битком набиты горожанами, стремившимися выехать на природу. В Британии начал развиваться внутренний туризм, и не только внутренний: многие простые лондонцы завели обычай ездить по праздникам "за канал" — во французский Кале. В этих поездках англичане занимались чаще всего тем же, чем и дома, то есть напивались и дрались. Но, побывав за городом или во Франции, они возвращались на работу отдохнувшими и счастливыми, а вовсе не угрюмыми и злыми, как это бывало после попойки в местном пабе.

Джентльменами двигало не только желание играть в крикет. Они надеялись с помощью спорта и приобщения к высокой культуре перевоспитать пролетариат. В середине XIX века в Британии возникло движение "за разумную рекреацию", в котором участвовали предприниматели и просто обеспеченные и активные жители Соединенного Королевства. Для выпускников элитных школ было совершенно очевидно, что спортивные игры способны поднять моральный уровень масс, и многие взялись за организацию активного отдыха на собственных предприятиях. По этому пути пошли, в частности, братья Джордж и Ричард Кэдбери, которые лучше своих современников понимали, что рабочих нужно контролировать не только в цехах, но и после работы.

Братья Кэдбери были сыновьями квакера Джона Кэдбери, который основал поныне знаменитую компанию Cadbury`s. Джордж и Ричард получили вполне джентльменское образование, так что о пользе спорта и свежего воздуха имели достаточно ясное представление. В 1878 году братья задумали построить новую шоколадную фабрику. Старая фабрика, основанная их отцом, находилась в Бирмингеме. Но в городе царили антисанитария и преступность, а многие рабочие находились под влиянием радикальных идей. Чтобы избежать проблем, связанных с мегаполисом, братья решили построить для своих рабочих собственный город, что и было сделано. В 1879 году к югу от Бирмингема появился новый населенный пункт с полуфранцузским названием Бурнвиль. Братья хотели, чтобы их шоколадный рай ассоциировался с чем-нибудь французским, поскольку французские конфеты в те времена считались лучшими в мире. В Бурнвиле были построены довольно хорошие дома для рабочих, которые сдавались сотрудникам предприятия по низкой цене. Все остальное — церковь, школа, ратуша — тоже было возведено на деньги фирмы. Со временем братья организовали для рабочих футбольный клуб, а также обязали их заниматься гимнастикой. Женщины Бурнвиля должны были в обязательном порядке заниматься плаванием. Для сотрудников регулярно организовывались корпоративные мероприятия — вроде совместных путешествий к морю или коллективных отмечаний какого-нибудь праздника. К тому же каждый дом в Бурнвиле имел приусадебный участок, так что рабочие в свободное время с увлечением занимались садоводством и огородничеством. В результате всех этих начинаний сотрудники Cadbury`s реже болели, реже напивались и совершенно не рвались на баррикады, поскольку им теперь было что терять помимо собственных цепей. Вдобавок ко всему предприниматели теперь контролировали своих сотрудников чуть ли не 24 часа в сутки, что увеличивало их менеджерские возможности.

Эксперимент братьев Кэдбери не остался незамеченным, и вскоре у них появились последователи. Основать собственный город могли далеко не все фабриканты, но вот открыть футбольный клуб или же оплатить трудящимся поездку на природу могли многие. Игры, которые раньше запрещались, теперь повсеместно поощрялись. Так, в 1886 году при Королевском арсенале в Вулвиче был основан футбольный клуб, ныне известный как "Арсенал". Тем же путем несколько раньше пошла Ланкаширская и Йоркширская железнодорожная компания, способствовавшая появлению клуба "Ньютон Хит", который ныне известен как "Манчестер Юнайтед".

Между тем "разумная рекреация" не сводилась к спортивному досугу. Обеспеченные и влиятельные люди, уверовавшие в то, что рабочих можно приучить к прекрасному, основывали библиотеки, способствовали созданию парков и скверов для прогулок, организовывали благотворительные спектакли для бедных и т. п. Несмотря на мрачные пророчества скептиков, все эти мероприятия действительно работали, и пролетарии, воспринимавшиеся до того представителями обеспеченных слоев как внутренний враг, который только и делает, что точит нож на эксплуататоров, с удовольствием шли на концерты, гуляли по паркам и читали не самые глупые книжки. Словом, английские правящие классы во второй половине XIX века поняли, что, если сделать жизнь рабочих чуть более радостной и интересной, улицы станут менее опасными, а "социальная революция", о которой в те времена говорили на каждом шагу,— чуть менее неизбежной.

Американская мечта

В других странах отношение к досугу рабочих и служащих развивалось примерно так же, как в Англии, хотя и со своими особенностями. Так, в США еще в XIX веке предприниматели изобрели вид отдыха, напоминавший соцсоревнование между рабочими. В середине века на Среднем Западе фермеры придумали устраивать для батраков особые праздники, в ходе которых устраивались конкурсы по молотьбе. Того, кто быстрее и больше намолотит зерна, ждал небольшой денежный приз, а все остальные работали ради самой возможности что-то выиграть. Все это действо, разумеется, обставлялось как вид досуга. К концу XIX века молотьба наперегонки чуть было не стала национальным видом спорта, по крайней мере в стране существовала Национальная ассоциация состязаний по молотьбе, которая проводила ежегодные чемпионаты, собиравшие до 100 тыс. зрителей.

Подобные забавы появились и в других областях хозяйства. Например, хозяева шахт устраивали конкурсы по добыванию руды, а хозяева ранчо устраивали ковбойские состязания, позднее превратившиеся в родео.

Если же рабочие не хотели участвовать в подобных играх и требовали свободного времени в чистом виде, их всегда можно было заменить на каких-нибудь иммигрантов. Так, одна ткачиха вскоре после Гражданской войны в США жаловалась, что раньше на фабрики "только американских девушек брали", а теперь берут приезжих "потому, что они не из деревни, а всегда в городах жили вроде ирландцев, и потому, что отпусков не берут и круглый год на фабрике работают".

С годами американские бизнесмены все лучше понимали, что рабочий, отойдя от станка, тут же превращается в потребителя, и, если у него будет достаточно свободного времени, он будет больше потреблять. В стране быстро росла индустрия развлечений, которая давала заработать очень многим, причем даже праздные бедняки, как оказалось, могут приносить неплохой доход. Во второй половине XIX века на окраине Нью-Йорка под названием Кони-Айленд возник настоящий город развлечений, который жил и процветал благодаря тому, что нью-йоркские рабочие по выходным заполоняли его улицы. Здесь было все — от азартных игр и стриптиз-баров до детских аттракционов, от познавательных выставок до балаганов, в которых демонстрировали карликов и бородатых женщин. А верховодил всем крупный бизнесмен и политик Джон Маккейн, который раздавал друзьям участки под застройку, а они нанимали для строительства фирму самого Маккейна. На Кони-Айленд была проведена железная дорога, здесь были развернуты одни из первых в Америке сети фаст-фуда, словом, свободное время городских низов приносило немалую прибыль крупному американскому бизнесу.

Впрочем, идеология общества потребления пробивала себе дорогу с большим трудом. Еще в 1920-е годы в Америке находились люди, которые проклинали автомобили за то, что те позволяют людям по воскресеньям выезжать за город, вместо того чтобы молиться в церкви. А вот создатель этих автомобилей Генри Форд имел насчет досуга рабочей силы совершенно другое мнение. Создатель конвейерной сборки хотел видеть на своих заводах самых лучших, самых дисциплинированных и самых преданных рабочих, а для этого в 1914 году поднял ежедневную зарплату с $2,34 до $5, установил восьмичасовой рабочий день, а шестидневную рабочую неделю заменил пятидневной. Позднее в интервью Форд объяснил, почему он решил порвать со взглядами, характерными для предпринимателей прошлого: "Старомодные работодатели говорили, что в этой стране слишком много выходных. Они говорили, что люди обращают свободное время себе во зло и было бы лучше, чтобы его вообще у них не было… Но сегодня мы готовы к свободному времени… Чем больше хорошо оплачиваемые рабочие получают свободного времени, тем больше у них желаний. Их желания вскоре превращаются в потребности. Хорошо управляемый бизнес платит высокие зарплаты и продает по низким ценам… Промышленность этой страны не просуществовала бы долго, если бы фабрики вернулись к десятичасовому рабочему дню, потому что людям не хватало бы времени, чтобы потреблять произведенные товары. Например, рабочему не понадобился бы автомобиль, если бы ему приходилось оставаться в цеху от рассвета до заката…Там, где люди работают дольше и имеют меньше свободного времени, покупается меньше всего товаров".

Философия Генри Форда победила далеко не сразу, ведь Америке предстояло еще пережить Великую депрессию и вторую мировую войну. Но после войны американцами овладела идея "заслуженного отдыха", право на который они получили, пройдя сквозь все невзгоды. Предприниматели, вооруженные учением основателя Ford Motor, шли навстречу наемной рабочей силе, и к началу 1960-х годов Америка стала страной, где люди меньше работали и больше зарабатывали. На свет появилась особая порода людей, которые, не будучи богатыми, вели почти праздную жизнь. "Беззаботный фрик" (leisure freak), как таких людей стали называть, мог работать три дня в неделю каким-нибудь парикмахером, а в остальное время занимался серфингом, гонял на мотоцикле или медитировал голышом, стоя на голове. Правда, уже с начала 1980-х годов процесс пошел в обратном направлении, и рабочие часы американцев стали незаметно увеличиваться, что объяснялось прежде всего конкуренцией со стороны японских корпораций. У японцев, надо сказать, рабочий день в те времена был значительно длиннее, а кроме того, многие корпорации Японии взяли на вооружение систему "кайзен", предполагавшую постоянную оптимизацию производства путем борьбы с издержками, включая непроизводительную трату рабочего времени. Свободным временем своих сотрудников японцы, как выяснилось, управляли тоже весьма искусно. Нигде, наверное, не было столько корпоративных мероприятий, включая совместное караоке или коллективные экскурсии по европейским столицам, как в японских компаниях. Со временем, правда, японцы тоже стали чуть меньше работать и чуть больше отдыхать.

Вопрос продолжительности рабочего дня и организации досуга рано или поздно встает перед любой страной, пошедшей по пути индустриализации. Но сразу совершить скачок из аграрного общества в блаженное и сытое постиндустриальное общество потребления не получалось еще ни у одной страны, если только ее недра не переполнены нефтью. Поэтому сначала наемные работники мало получают и много работают, как это происходит сейчас, например, в Китае, и лишь через много лет такой жизни (у сверхдисциплинированных японцев на это ушло около трех десятилетий) получают возможность больше тратить и чаще отсутствовать на рабочем месте.

Главная

Дайджест журналов

Уроки истории