Великий передел
Великий передел
Скачать в архиве Великий передел
Кризис – это не просто новый этап нашей жизни. В применении к политической жизни России кризис – это момент выбора, время, когда решается будущее нашей страны. От того, какое направление выберет Россия к 2010 году, зависит то, какой станет наша страна в 2020-м – время, когда станет ясно, смогла ли Россия вылезти из ямы и встать на ноги или разрушительные тенденции возобладали бесповоротно. От того, что будет делать власть в ближайший год, зависит – без всякого преувеличения, – станет ли Россия великой державой при нашей жизни или нас ждут новые разрушения.
Как у нас с собственностью?
Кризис выдал моментальный диагноз российской государственности. Все политические институты и вся социально-экономическая модель проходят сейчас испытание не на прочность, не на эффективность – на разумность. В принципе и раньше было понятно, что все выстроено кое-как – без приоритетов и моделей, собрано на живую нитку, лишь бы не развалилось. Главная беда России постсоветской – компот из различных, взаимоисключающих, противоречивых идей и конструкций. Народ, общество, государство, власть – никто не имеет четко выраженных и ясно сформулированных целей и принципов. Что мы строим в России? У людей во власти есть какие-то цифры, но нет даже примерного плана, наброска того, при каком строе мы хотим жить.
Что у нас с собственностью, что у нас с иностранным капиталом, что у нас с глобализацией, что у нас с верой и правдой, что с национальным вопросом, что у нас с партиями и парламентом? Что с отвалившимися кусками СССР? Что у нас с вертикалью власти? Что с местным самоуправлением? Что с экономикой? Анализ «плана Путина» или публичных выступлений вождей ничего не дает – невозможно анализировать общие слова или благие пожелания. Тем более, если желания элиты расходятся с чаяниями народа. А народные чаяния просты – надо просто не бояться честно на них смотреть. Пойдем по пунктам…
Первое – кризис показал, что требования народа о пересмотре вопросов собственности в стране дальше невозможно игнорировать. Отдав все производство в частные руки в 90-е годы, в нулевые государство вернуло часть добывающей и машиностроительной промышленности себе, но при этом продолжало уверять всех и вся, что это лишь временное возвращение, что, вытащив заваленное олигархами производство, государство снова продаст свою собственность – потому что оно, дескать, все равно всегда и везде неэффективный собственник. При таких заклинаниях народ понимал одно – власть озабочена просто перераспределением собственности, то есть наживой. Ничего другого народ слышать не хочет – ни того, что возвращенная от олигархов собственность дает доходы в бюджет, позволяет копить средства. Не хочет – потому что не видит у государства никаких близких ему, народу, стратегических целей. И более того – не доверяет власти в целом. Верит отдельно Путину или Медведеву, но не верит власти вообще, в виде вертикали она или в каком другом. Вопрос о собственности принципиален еще и потому, что никто ничего не забыл и не простил – неправедно нажитые в 90-х состояния по-прежнему не легализованы в глазах народа. А значит неустойчивы при любых потрясениях. Вы думаете, это не волнует нынешних олигархов? Еще как волнует… Другое дело, что никто не думал, что потрясения будут так скоро – ведь кризиса-то не ждали, а без него вроде бы никакой опасности и не грозило. Теперь олигархи больше боятся государства: как бы оно не отобрало бизнес – благо все хотят получить антикризисные кредиты, а условия их предоставления могут быть очень жесткими. Но беда в том, что сама власть не определилась с тем, что она хочет получить в ходе кризиса – усилить свою долю в экономике страны или просто перераспределить собственность от совсем непатриотичных олигархов к слегка патриотичным. Власть боится говорить о национализации. Боится в первую голову из-за опасений напугать Запад – тот самый Запад, который и сам сейчас, спасая свою экономику, вынужден все больше и больше прибегать к национализации. План Путина понятен – он все еще рассчитывает, что нас пустят в европейский бизнес, и поэтому лучше не подпитывать и так сильные антирусские настроения европейцев разговорами о национализации в России. Между тем, если последние годы власть была озабочена тем, как вернуть государству часть активов, ушедших в заграничную собственность (нефтянка и прочее), и одновременно привлечь иностранные инвестиции, то с кризисом задача упрощается. Инвестиций не будет, и теперь главное – удержать собственных олигархов от продажи их активов Западу. Олигархи, набравшие долгов, хотят, как всегда, заплатить их с помощью госбюджета. И власть может заплатить за них, но только, получив в обмен соответствующую долю в их бизнесе. Для того чтобы сделать все это честно и открыто, нужно не бояться об этом говорить и объяснять смысл происходящего собственному народу. Объяснять в том числе и то, что если вдруг государство задумает вновь избавиться от этой возвращенной собственности, то оно сделает это открыто, и более того, даже привлечет к разделу этой собственности всех граждан (через те же именные приватизационные счета, например). Главное в национализации – это уверенность общества, что власть думает об общем благе, об общем доходе. А эта уверенность может появиться только в том случае, если общество согласно с властью в тех идеалах и принципах, на которых строится государство. Как дела с этим?
Как у нас с правдой?
Так называемые прагматики во власти – это обыкновенные циники. Они не верят ни в какие великие планы и даже в более приземленные вещи – ни в возможность победить коррупцию, ни в возможность построения общинного государства, ни в русский путь, ни в русский народ. Для них идеал – эффективно работающая безыдейная государственная машина, в меру социально ориентированная (конечно, надо помогать бедным – чтоб не взбунтовались). Чтоб как на Западе, но, конечно, с некоторым русским колоритом. С новыми русскими европейцами можно было долго спорить о том, насколько антинародны и пагубны их планы, убеждать их в том, что Россия никогда снова не примет классового общества, тем более с потребительско-гедонистской идеологией. Но кризис смел последние признаки псевдоэффективности с их модели – России. Чтобы существовать в будущем, нужен переход к строительству государства нового типа, не похожего ни на какие зарубежные образцы. Необходимо найти новую форму существования Русской империи – с учетом всего опыта и ошибок как царского, так и советского периодов. Конструирование такой модели возможно только коллективными усилиями всей национальной элиты, но для этого элита должна работать на государство и свой народ. А та часть элиты, которая – по умыслу или нет – работает против, должна быть вычищена из власти как вредительская структура. Ничего страшного в такой чистке нет – все равно власть, если ее заботит будущее России, должна будет перейти к репрессиям. И гораздо правильней будет, если эти карающие действия будут мотивированы не только борьбой с коррупцией (очередной этап которой опять идет выборочно и нестрашно), но и борьбой с умственной, идеологической несамостоятельностью. Формально, для того чтобы начать бороться с коррупцией, нужны политическая воля и организационные меры (например, всеобщая аттестация чиновников сверху донизу с лишением не прошедших проверку на некорруппционность права занимать руководящие должности на госслужбе). Но главное для победы в войне с воровством другое – власть должна стать идеологически цельной. В том смысле, что люди у пульта управления должны быть единомышленниками в самых важных пунктах русского бытия, должны разделять общие фундаментальные ценности собственного народа и Русского государства, не расходиться диаметрально во взглядах на то, что они строят. Иначе, как сейчас, одни будут работать над чертежами крепости, другие – над планом казино, а третьи вообще конструировать самолет в надежде, что в критический момент он унесет их в любимый лондонский туман. А для того чтобы объединиться, нужно, как известно, вовремя размежеваться. Как раз для этого и пригодится кризис – время, когда все начинают выяснять отношения. Нас ждет большая разборка в элите. И это правильно, потому что альтернатива (элита сплачивает ряды, чтобы вместе пройти трудные времена) невозможна и губительна. Невозможна потому, что не могут сплотиться лед и пламень, а губительна потому, что подобное сплочение мы наблюдаем и сейчас. И все понимают, что как раз оно и тормозит развитие страны. Напротив, разбор понятий – то есть силовая попытка создать единую команду для проведения единого курса – как раз и способен дать старт созидательному периоду.
Десять послеельцинских лет (а в августе будет 10-летие Путина у власти) по сути были периодом некоего собирания сил. От того, как они будут употреблены в ближайший год, как раз и зависит оценка путинского десятилетия – будут ли о нем потом говорить как о времени упущенных возможностей и недоделанных дел или как о периоде, когда Россия сосредотачивалась. Речь не столько даже о накопленных финансовых ресурсах – хотя и дико жаль, что их в самом деле сожрет кризис, что ничего на легкие нефтедоллары не построили и не создали. Речь о человеческом и организационном потенциале, который готовился путинской командой это десятилетие. Грубо говоря, есть ли у Путина люди и механизмы для мобилизационной модернизации страны. Запускать программу модернизации нужно в ближайший год – именно это, а не борьба с кризисом сейчас самое актуальное. Кризис этот управляется не нами, поэтому его сроки могут быть растянуты на многие годы, и глупо тратить ближайшую пятилетку на борьбу с проблемами, которые тебе создала твоя прошлая ошибочная политика. Нужно просто начать играть свою игру, проводить новую политику – исходя из простой стратегической цели: сильная настоящая Россия в бушующем мире. Перестроить экономику и общественное устройство – задача на десятилетие. Мы как раз успеем сделать это к моменту, когда американо-китайское противостояние дойдет до военного конфликта. И это еще одна причина не откладывать перемены в России.
Как у нас с волей?
С тем, что нынешняя стадия экономического кризиса – это лишь первая стадия глобального передела мира, согласны почти все. Но глобальный передел мира всегда происходит через войны, и глупо думать, что ядерное оружие или глобализация являются защитой от вооруженного столкновения. Не оправданны и надежды на то, что все ограничится локальными конфликтами – ну сгорит пол-Ближнего Востока, нам-то что России уж точно не удастся отсидеться в сторонке – слишком много желающих использовать нас в своих целях в надвигающихся конфликтах. Поэтому выход у России только один – абсолютная самостоятельность нашей внешней политики должна базироваться на предельно четкой и честной геополитической доктрине, где будут названы все угрозы и противники, все цели и союзники, обозначены все интересы. За что уважали Советский Союз, за что боялись? За то, что он всегда четко обозначал свои интересы и прямо разоблачал своих противников. Сейчас как раз та мировая ситуация, когда выиграет только тот, кто знает, чего хочет, и не боится об этом говорить. Нужно называть кукловодов кукловодами, жертв – жертвами, друзей – друзьями.
Надо сказать, что за два послемюнхенских года мы серьезно продвинулись в этом направлении, но все равно еще не достигли того уровня самодостаточности, который демонстрирует Китай. Хватит уповать на то, что мы сумеем отколоть Европу от Америки, хватит рваться в европейский бизнес и политические игры – это все чужое и больное. Мы навсегда останемся для Европы врагом – это часть их генетического кода. А найти рынки для сбыта наших энергоресурсов можно и вне злобной старушки. Точно так же необходим и концептуальный отказ от западоцентричного геополитического мышления – даже в риторике, даже в пропаганде (а то у нас будет получаться как с войной в Южной Осетии, когда мы стали подражать западной пропаганде и вляпались с «геноцидом» и числом жертв). Впрочем, это возможно только в результате подобного же отказа во внутренней политике, то есть после серьезной чистки элиты. Так что чистка элиты нужна будет и по соображениям банальной безопасности – перед войной как на войне.
Зачем все это Путину? Затем, что он все-таки учится на своих и чужих ошибках, затем, что он прекрасно знает не только цену тем, кто сейчас называется элитой, но и то, насколько готов к рывку его собственный народ. Затем, что внешние угрозы вкупе с внутренними проблемами не оставляют нам, а значит, и ему выбора. Нужно не пытаться предотвратить возможные социальные потрясения, не надеяться просто пройти через кризис, протянуть год-другой. Все это совершенно ничего не значит. А вот использовать кризис как повод избавиться от собственной нерешительности и замахнуться на то, чего всегда хотел, но боялся сделать, – это и есть искусство настоящего правителя.
Петр АКОПОВ