Человек принципа
Лоуренс Джонсон Питер родился 16 сентября 1919 г. в Ванкувере. Как и автор этих строк он начал карьеру учителя в 22 года. Долгое время он преподавал в школах родной Британской Колумбии. В 1958 г. Л. Дж. Питер закончил Государственный колледж штата Вашингтон со степенью магистра. Позднее он так описывал этот период своей жизни:
«Моя погоня за компетентностью началась в 1938 г., когда я впервые поступил на курсы повышения квалификации учителей. И она продолжалась до 1863 г.» [1, с. 70]. В тот год он получил степень «доктор образования» (аналог отечественной «кандидат педагогических наук»).
Проработав около года профессором в Университете Британской Колумбии (Канада), в 1964 г. он переехал в Калифорнию, где занял должность доцента Университета Южной Калифорнии, руководителя центра предписывающего обучения им.
Эвелин Фриеден, и координатора программ помощи эмоционально неустойчивым детям. В 1866 г. Лоуренс Дж. Питер стал профессором педагогики вышеупомянутого университета и в этом качестве упорно сопротивлялся «возможности подняться над уровнем собственной компетентности» [1, с. 289].
В 1974 г. он ушел из педагогики. После выхода на пенсию, с 1985 по 1990 г., Л. Дж. Питер участвовал в руководстве «Гонок движущихся скульптур» в графстве Гумбольдт, Калифорния. Он же придумал название главному призу: «Золотой динозавр» — его следовало ежегодно вручать создателям аппарата, который ломался сразу после старта (что, очевидно, должно было свидетельствовать об их полной некомпетентности).
Выбор животного был не случаен: педагог-сатирик считал, что «Динозавр, саблезубый тигр, птеродактиль, мамонт развились и процветали только благодаря некоторым своим особым достояниям… Но именно эти качества, вначале обеспечивавшие их служебный рост, в конечном счете сделали их некомпетентными для жизни» [Там же]. Из этого проф.
Питер делал вывод: «Компетентность всегда несет в себе зародыш некомпетентности». Та же мысль выражена в романе Мориса Дрюона «Александр Великий»: «У богов есть для каждого смертного… способ увлечь его к назначенному концу; и он идет к нему по собственной воле».
Профессиональный опыт Лоуренса Дж. Питера определил выбор примеров для первого раздела его работы [1, с. 70-81, 89-93] — почти все они взяты из школьной практики. Из своего опыта могу добавить, что многие администраторы в этой сфере, похоже, больше заинтересованы в том, чтобы их учебное заведение «хорошо выглядело» в глазах коллег, местных и федеральных властей: они ездят по стране и за рубеж и поощряют тоже стремление в своих подчиненных. Неважно, что уроки пропадают или постоянно замещаются — в конце концов, все получат хорошую оценку, и общая успеваемость не пострадает; пусть большая часть класса «плавает» в предмете — зато не которые получают призы на конкурсах и олимпиадах, а это и требуется для поддержания престижа школы.
Подчас создается впечатление, что многие нарочно стремятся сделать карьеру, чтобы быть как можно дальше от собственно учебно-воспитательного процесса. В настоящее время предпринимается попытка создать новую научно-педагогическую дисциплину «иерархиология образования» [2], объектом исследования которой выступает триада: школьник — студент — выпускник. Для нашего исследования [3] большой интерес представлял отрывок из его сочинений [1, c. 312- 313], в котором проф. Питер обозначил те проблемы, о которых отечественные ученые начали писать лет десять назад: инфляция образования, девальвация аттестатов и дипломов в связи с массовизацией в XX веке вначале среднего, а затем и высшего образования.
Впрочем, вопросы образования составляют пусть и важную, но все же часть иcследований по человеческой некомпетентности.
Лоуренс Дж. Питер стоял у истоков общей иерархиологии. В этой статье мы постараемся проиллюстрировать некоторые положения, выдвинутые проф. Питером примерами из художественной литературы, где часто встречаются описания некомпетентной работы отдельных индивидуумов и иерархий. В некоторых случаях мы будем приводить наиболее показательные примеры из истории.
Как пример создания бюрократической организации можно привести «Мурку» из одноименного рассказа «короля смеха» А. Аверченко. Так сокращенно называлась Мурашовская комиссия по расследованию хищений на Курском вокзале в годы гражданской войны; председателем ее был судебный следователь Мурашов, позднее расстрелянный. Когда его «назначили на расследование, он сказал, что ему нужен секретарь. Дали. Жили они себе вдвоем, поживали, вели следствие. Вдруг секретарь говорит: нужна мне машинистка…. Машинистка говорит: без сторожа нельзя… Взяли сторожа». Потом «по доброте душевной» приняли на работу дочку знакомой председателя — бумаги подшивать: «И стала Мурка расти, пухнуть и раздвигаться…» [4, c. 283]. Скоро данное советское учреждение заняло весь дом, появились отделы, число служащих росло с 70 до 124, потом 150 и, наконец, 300 служащих, и планировалось расширение штатов до 500 человек.
«Мурка обслуживала служащих, а служащие Мурку… И все были сыты» [4, c. 284].
Для иерархиолога в этом нет ничего удивительного, так как полностью согласуется с законом тысячи одного из предтеч Л. Дж. Питера — теоретика-социолога С. Н. Паркинсона: «Если штаты учреждения превышают тысячу человек, внутри него создается такой круговорот информации («Целый день работа кипела, сотни людей носились с бумагами вверх и вниз, телефон звенел, пишущие машинки щелкали» [Там же]), что внешний мир становится понятием иллюзорным, ненужным, и все работники работают друг на друга» [1, с. 63]. Впрочем, необходима поправка: при определенных условиях, пороговая величина «взаимообслуживающих» сотрудников может быть в разы меньше.
Виды бюрократов выведены в романе И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок». В концерне «Геркулес» существует «влиятельная группа затворников», в точности следующих девятому правилу Спарка для руководителей проекта: «Держите закрытой дверь кабинета. Это затруднит проникновение к вам посетителей и создаст у них впечатление, что у вас вечно проходят важные совещания». (Нам больше нравится пятое правило: «Внимательно слушайте, когда другие обсуждают проблему. Это даст вам возможность придраться к какому-нибудь банальному замечанию и уничтожить соперника») [1, с. 57].
К другой группе принадлежит полуответственный сотрудник, товарищ Скумбриевич. Вместо выполнения своих должностных обязанностей он все силы отдает общественной работе, да и та ведется «в порядке миража». «Но в месткоме этот мираж облекался в отчеты, а в следующей профсоюзной инстанции существование музыкальнополитических кружков уже не вызывало никаких сомнений» [с. 179].
И хотя сослуживцы понимали, что это «взаимный и всесторонний обман», «придраться к Скумбриевичу, разоблачить его было не в их силах. Егор произносил правильные речи о советской общественности, о культ-работе, о профучебе и кружках самодеятельности» [5, с. 178]. Иначе говоря, он стал незаменимым некомпетентным работником.
Образцом некомпетентного руководителя с cиндромом конечной остановки является начальник «Геркулеса» Полыхаев. Он ничем не управляет, так как принадлежит к группе сотрудников, которые «только что вышли». Впрочем, однажды он несколько дней просидел в кабинете, сочиняя универсальный штемпель: это «дивная резиновая мысль, которая… освобождала его от необходимости каждый раз мучительно думать» [5, с. 188-189]. Налицо интеллектуальная некомпетентность: «резиновый Полыхаев» — штампы с типовыми резолюциями — вполне его заменяют. К тому жена помощь ему приходит субституция: некий трест пытается захватить здание концерна, и на протяжении года все его силы отнимает борьба за помещение, так что «когда Полыхаев вдруг находил у себя на столе бумажку, касающуюся экспортных кедров или диктовых листов, он так поражался, что некоторое время даже не понимал чего от него хотят» [5, с. 108]. Эта деятельность парализует работу компании: «Смешно было бы работать в полную силу, не зная, останешься ли в этом помещении… но еще смешнее было бы работать в полную силу после [триумфального] возвращения Полыхаева» [Там же]. Впрочем, эта часть истории заканчивается оптимистически: некомпетентных товарищей «вычистили».
Пока что речь шла о советской бюрократической системе, но в том и достоинство Принципа Питера, что он применим к феодальным, капиталистическим, коммунистическим и прочим системам. В рассказе Джеймса Гулда Коззенса «История успеха» говорится о двух выпускниках технического колледжа: один из них вполне компетентный инженер, тогда как другой — приятный парень, слабо разбирающийся в математике и специальных вопросах. Им поручают сопровождать мистера Проссета, одного из топ-менеджеров другой компании. Первый отмалчивается, не владея необходимой тому информацией (Проссет — не инженер, и задает соответствующие вопросы), тогда как второй имеет готовые ответы на все, блефуя по ходу беседы. Позднее он так объяснил свое поведение: «Ему не нужна была информация, которой он мог бы воспользоваться в работе. Ему не нужны были точные цифры. Он все равно их не запомнит. Я и сам их не помню. Он запомнит только тебя и меня… что в нашей сталелитейной компании есть замечательный молодой человек по имени Ричардс, который смог ему все рассказать… тогда как другой не интересуется своей работой и не смог ответить на простейшие вопросы…» Прошли годы, и компетентный специалист так и продолжил заниматься мелкими поручениями, тогда как Ричардс стал вице-президентом компании, после того как ее прибрала к рукам группа акционеров, которая отстаивала интересы Проссета. Сам того не ведая, Ричардс воспользовался Плацебо Питера: «Унция видимости тянет столько же, сколько фунт дела».
Свою роль сыграло и наличие Руки, которую сам Питер несколько ограниченно определяет как «лицо, пребывающее на более высоком, чем вы, месте в иерархии и связанное с вами кровными (либо по браку) родством или знакомством» [1, с. 172].
В рассказе Михаила Зощенко «Паутина» рабочий завода Егорка Драпов «карьеру между тем делает. По службе повышается, на легкую работу назначается и жалованье получает по высшему разряду». Его успех связан с умением найти подход к вышестоящим: мастера он хвалит за профессионализм, рабкором восхищается за талант писателя, у красного директора отмечает хорошую физическую форму. В общем, у всех находит слабую струну: у коллеги, решившего его «вывести на чистую воду» есть маленькая дочка, которую тотлюбит, и Драпов начинает дарить ей игрушки. Одновременно он, сам того не зная, следует теореме Халла: «Общая тяговая сила нескольких покровителей равна сумме их индивидуальных сил, помноженной на число покровителей» [1, с. 175].
Впрочем, иногда достаточно одной руки, если это — самодержец всероссийский. Так, Алексей Андреевич Аракчеев (1769 — 1834) «в 1787 г. закончил Артиллерийский и инженерный кадетский корпус с чином подпоручика. С 1790 г. — старший адъютант инспектора всей артиллерии. 1792 г. — капитан в гатчинской артиллерийской команде великого князя Павла. 1795 г. — майор, комендант и инспектор пехоты в гатчинском полку». До этого момента его продвижение по службе было «в порядке вещей». Но неслучайно он был «без лести предан»: «С воцарением Павла I в 1796 г. был произведен в полковники и через пять месяцев в генерал майоры, награжден орденом Святой Анны и назначен генерал-губернатором Петербурга. В 1797 г. — барон, в 1798-м — граф, генерал-лейтенант и инспектор всей артиллерии». За два года резкий рывок в должности.
Карьера Аракчеева продолжилась и при преемнике «убиенного императора»: «1807 г. — генерал от артиллерии. С 1808 г. — военный министр и генерал-инспектор пехоты и артиллерии. С 1810 г. — председатель военного департамента Государственного Совета» [6].
Тот факт, что в вооруженных силах можно сделать стремительную карьеру, особенно в условиях военного времени, хорошо известно. В романе Ричарда Олдингтона «Смерть героя» специалиста по новой живописи Джорджа Уинтерборна призывают в британскую армию рядовым. Образованный и исполнительный солдат неплохо зарекомендовал себя, и командование отправило его в школу младших офицеров. Закончив ее и получив звание лейтенанта, Уинтерборн становится командиром роты, поскольку остальные лейтенанты «необстрелянные» молодые люди. На своем посту он время от времени сталкивается с подполковником Стрейкером: до войны тот был капралом регулярных войск, в офицеры был произведен в самом начале войны; сноровка и педантизм старого служаки помогли ему выдвинуться в комбаты. «Он был не боец, не воин, но мастер муштровать и обучать. Грубил и запугивал людей, точно сержант-инструктор на плацу, и его «метод обучения» заключался в том, чтобы всем своим подчиненным, будь то офицеры или рядовые солдаты, с утра до ночи не давать ни минуты покоя».
«Любой компетентный человек есть кандидат на повышение [1, с. 93], — отмечает Л. Дж. Питер и добавляет: — до уровня собственной некомпетентности». Впрочем, реальным историческим личностям не всегда везло по службе. В годы Первой мировой войны немецкое командование отказалось произвести в унтер-офицеры ефрейтора Адольфа Шикльгрубера по причине отсутствия у того «организаторских способностей».
Прошли годы, и Адольф Гитлер возглавил правительство своей страны, а затем стал главой Германии, и на этом посту несколько лет сохранял необходимую компетентность, пока не вознамерился создать Третий рейх. Можно только предполагать, как изменилась бы история Европы и России, если бы будущему фюреру позволили сделать карьеру кадрового офицера.
Иногда компетентность не спасает от увольнения. В рассказе английского писателя Сомерсета Моэма «Церковный служка» новый священник увольняет служителя, А. Э. Формана, после 16 лет работы в этой должности за неграмотность — умения читать и писать тому и не требовалось, но здесь вступили в действие «высшие» соображения — престиж прихода. Альберт Эдвард, будучи нестарым еще человеком и к тому же заядлым курильщиком, открывает табачный магазинчик. Через 10 лет у него уже десяток магазинов и 30 тыс. (события происходят до Второй мировой войны) на счете.
Налицо кажущееся исключение (далее — КИ. — А. С.) из Принципа Питера: несмотря на компетентное исполнение своих обязанностей, герой рассказа вынужден подать в отставку, но затопреуспевает в другой сфере и становится преуспевающим бизнесменом. Часто профессию меняют и вполне осознанно, и в этом случае речь идет не о компетентности, а о таланте в другой сфере. Рядовой специалист может стать, например, писателем, как это случилось с двумя врачами — Антоном Павловичем Чеховым и Арчибальдом Джозефом Крониным. В романе последнего «Цитадель» рассказывается о молодом враче Андрю Мэнсоне. Работая в шахтерском городке, он не «опрощается», как иные его коллеги, а активно работает над повышением своей квалификации. Имея степень магистра, он сдает сложный экзамен на право членства в Королевском терапевтическом обществе и пишет диссертацию по профессиональным болезням своих пациентов.
Его нежелание лечить больных устаревшими и малоэффективными лекарствами, отказ продлевать больничный тем рабочим, у которых были вполне излечимые заболевания и проводил опыты над животными настроило его против общественности (сама компания, впрочем, была ему благодарна за возвращение «в строй» нескольких работников). Он «вооружил против себя весь город» — кроме своих постоянных пациентов. Был создан комитет для «дисциплинарного допроса доктора Мэнсона». Ему удалось доказать свою правоту, и хотя комитет просил его остаться, он предпочел уехать из городка.
Похожий с точки зрения иерархиолога случай в действительности имел место. Герой повести Даниила Гранина «Эта странная жизнь», проф. А. А. Любищев, в 1930-е гг. работал во Всесоюзном институте защиты растений и изучал экономическое значение насекомых вредителей. «Считалось, что вредители, особенно на зерновых, приносят ущерб не менее десяти процентов.
Любищев не мог согласиться с этой цифрой. Результаты его поездок [по стране], а также изучения данных из США заставили его снизить этот процент до двух… Ему пришлось сделать вывод, что деятельность отдела борьбы с сельскохозяйственными вредителями раздувается, и, по чести говоря, отдел в том виде, в каком он был, не нужен» [7, с. 268].
Этим он перешагнул, пусть и из благих соображений (обрабатывать огромные площади посевов в то время было непосильной задачей для сельского хозяйства нашей страны), рубеж между компетентностью и сверхкомпетентностью: «Слишком много разных людей [было] заинтересовано в существовании этого отдела, и в том, чтобы все эти мушки, мотыльки, пильщики числились опасной силой» [Там же]. С неизбежностью последовало заседание ученого совета, который «признал научные взгляды Любищева ошибочными и ходатайствовал перед ВАКом лишить его степени доктора наук» [7, с. 269]. Шел 1937 г., и после такого решения ученого совета он вполне мог «перейти на казенные харчи». Все обошлось: за Любищева заступились, вмешались обстоятельства, лишний раз подтвердив правоту наблюдений Лоуренса Дж.
Питера о шелушении иерархии (КИ-3): «в большинстве иерархий сверхкомпетентность принимается за большее зло, нежели некомпетентность» [1, с. 206].
Особый интерес для изучения представляет карьера известного поэта Гавриила Романовича Державина. Он начал службу рядовым в гвардии и, почти «без всякого покровительства» пройдя все ступени военной иерархии, стал поручиком. Ему удалось заслужить симпатию сослуживцев и проявить себя хорошим солдатом и младшим офицером. Причиной отставки стала неприязнь к нему влиятельного графа Панина и холодность князя Потемкина.
Затем он совершает межиерархический прыжок (КИ-5). На статской службе он стал экзекутором в Сенате, но не угодил генерал-прокурору и продолжил службу в провинции. Будучи губернатором, он рассорился с непосредственным начальником и оказался в весьма сложных отношениях со своими подчиненными.
Будучи формально прав, но при этом бессилен что-либо изменить, Державин подал в отставку.
Это неудача несильно сказалась на его карьере: он стал кабинет-секретарем, сенатором, президентом коллегии, затем министром юстиции и генерал-прокурором Сената. На всех постах он проявил себя как знающий и принципиальный руководитель, за что был ценим, но не любим венценосными особами: Екатериной II, ее сыном и внуком.
Казалось бы, в данном случае карьерный рост Державина опровергает принцип Питера. На самом же деле не все так просто. На посту кабинет-секретаря он контролировал деятельность Сената. Как указывает его биограф: «В иностранных газетах даже писали, будто Екатерина отдала Сенат во власть Державину.
Это, конечно, был вздор.
Властвовать над Сенатом оно собиралась сама» [8, с. 146]. Назначение сенатором «при унижении, до которого был доведен Сенат… было знаком немилости» [8, с. 152]. В первом случае назначение именно его было случайностью: «Обратись Зубов к какому-нибудь другому — Екатерина взяла бы другого» [8, с. 147]. Во втором случае перед нами Возвышение Пинком (КИ-1): назначение на почетную, но малозначительную должность.
Коммерц-коллегию предполагалось ликвидировать, и Державину надлежало «лишь числиться в должности». За этой, пусть и вынужденной, мимолетной администралогией (временное назначение некомпетентного служащего на должность исполняющего обязанности директора или председателя) скрывается прием Изящно-в-сторону (КИ-2). «Стремительное возвышение Державина [производство в действительные тайные советники, назначение государственным казначеем, членом Верховного совета и проч.] с самого начала объяснялось не благоволением государя [Павла I], а происками Кутайсова и генерал-прокурора Обольянинова» [8, с. 185].
На посту министра юстиции Державин не доверял коллегам и открыто изобличал их перед государем; как генерал-прокурор склонен был поучать сенаторов. Своей деятельностью он «восстановил против себя всех», что отрицательно сказывалось на исполнении им своих прямых обязанностей.
«В пылу этих схваток… рвение переходило в злобу, точность — в придирчивость, законолюбие — в формализм» [8, с. 205]. Таким образом, на своих последних должностях (а речь идет о высших постах в Российской империи) он достиг полной социальной некомпетентности. Закономерным итогом стала отставка через год после назначения.
Принцип не ведает пощады.
Заслугой канадского иерархиолога является не столько изучение и классификация видов человеческой некомпетентности, сколько выделение критериев ее обнаружения и указание некоторых путей ее преодоления. Определить компетентность рабочего или служащего не так просто: у них не растет шерсть на ушах, как у некоторых сотрудников НИИЧАВО из известного романа братьев Стругацких. Ее легче заметить, когда человек все время «на виду». Так, у Никиты Сергеевича Хрущева была выраженная эмоциональная некомпетентность (достаточно вспомнить его публичные выступления), Леонид Ильич Брежнев последние шесть лет жизни был физически некомпетентен. Назначение Константина Устиновича Черненко на пост генерального секретаря ЦК КПСС было показателем кризиса самой иерархии.
Медицинские признаки некомпетентности хорошо известны, и соответствующий параграф в разделе «Патология успеха» [1, c. 180-185] представляет интерес скорее для врачей, имеющих дело с синдромом конечной остановки у своих пациентов. В качестве примера немедицинского признака можно привести А. И. Красовского, который в царствование императора Николая I был председателем комитета иностранной цензуры. Этот чиновник не принимал устных докладов и всячески способствовал росту объемов бумажного делопроизводства в своем ведомстве. Из газет читал только «Северную пчелу» и даже «завел особого писца, который день за днем переписывал всю газету… от руки» [9, с. 240]. Всем этим он демонстрировал тяжелую форму папиромании.
Впрочем, некомпетентность в окололитературных кругах не редкость. «Перлы» из переводных романов давно являются объектом изучения лингвистов-переводчиков; стихи и проза советских писателей не раз становились мишенью для замечательного сатирика Александра Иванова. В рассказе Булгакова «Самоцветный быт» упоминается некий молодой человек, который желает самостоятельно подготовиться к поступлению в университет. Он обращается за помощью к библиотекарю, и та советует ему читать энциклопедию, в которой «содержатся сведения обо всем». На пятом томе у парня начались бессонница и галлюцинации, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не вмешательство знакомого корреспондента. В данном случае библиотекарь выступила как некомпетентный консультант.
Особого упоминания заслуживают редакторы. В романе «Мартин Иден» Джек Лондон показал, что хороший рассказ или очерк могут быть отклонены, если автор неизвестен, и наоборот, даже слабая работа будет напечатана, если ее создатель добился популярности. Среди писателей, чьи работы долго не хотели печать, — Джейн Остин, чей роман «Гордость и предубеждение» все еще популярен у наших современников (не в последнюю очередь благодаря более или менее удачным экранизациям). По мнению ряда издательств, никто бы не стал читать книгу о школе волшебства: «Гарри Поттер и Философский камень» несколько лет оставался в рукописи; еще больше времени потребовалось, чтобы наконец-таки напечатать книгу самого Л. Дж. Питера (подробнее см. параграф «Жертва собственного принципа» [1, c. 98-100]).
Профессор Питер с грустью отмечал: «Куда ни гляну — буйствует некомпетентность. Куда ни обернусь — некомпетентность торжествует» [1, c. 81]. Прочитав книгу, и вправду могут опуститься руки, но не все так плохо! В последние годы набирает силу новое движение — дауншифтинг. В умеренной форме это переход с высокооплачиваемой, но связанной с чрезмерным стрессом, нагрузками и отнимающей все свободное время работы на более спокойную, хотя и низкооплачиваемую по сравнению с прежней.
Молодые и не очень люди, решившиеся на этот шаг, прибегают к профилактике Питера посредством отвергающего мышления. Они предпочитают радости жизни унылому карьеризму. Часто их не понимают. Причина в том, что их начальники, коллеги и эксперты, исследующие этот феномен, уже стали куклами в строю. Это словосочетание вызывает в памяти образ не колонны солдат на марше, а «еще одного кирпича в стене» из известной песни группы «Пинк Флойд». Как указывает Питер, «куклу в строю» называют «рядовым человеком», «молчаливым большинством», «типичным человеком», «средним человеком» либо «потребителем»». Их поведение «находится под воздействием или под контролем иерархической системы» [1, c. 315].
«Кукла — это создание, наделенное образом человека и управляемое внешними силами», на что обратил внимание еще Салтыков-Щедрин. В своей сатирической сказке «Игрушечного дела людишки» писатель устами кукольного мастера Изуверова дает им такую характеристику: «Ума у них нет, поступков — нет, желаний нет, а наместо этого — одна видимость, ну и возьмет тебя страх. Того гляди зарежут… Взглянешь кругом: все-то куклы! Несть числа этим куклам!
Мучат! Тиранят! В отчаянность, в преступление вводят!... Настоящий человек — он вперед глядит… А куклы — ни страху, ни боли — ничего. Живет как забвенная, ни у ней горя, ни радости настоящей, живет да души изнимает — и шабаш!» [10, c. 83-84]. Как отмечает Л. Дж. Питер, «Кукла в строю — это деятель, безразличный к содержанию своей деятельности… выполняет движения согласно полученным предписаниям жить, прокалывать дыры в перфокарте, вносить сведения в формуляры и соблюдать бессмысленные ритуалы» [1, c. 315]. Ее не интересуют творчество или смысл совершаемых действий.
В этом, на наш взгляд, и проявляется гуманизм Лоуренса Джонсона Питера: человек должен оставаться ЧЕЛОВЕКОМ, в противном случае могут стать реальностью различные сценарии футуристических антиутопий. Становясь жертвой системы, иерархии, человек превращается в винтик, статистическую единицу. Именно против этого и направлена книга «Принцип Питера».